Поэзия "самой тайной книги"

Старец Каллиник Афонский. Самая тайная книга. Книга слез. Книга Отца. - М.: ИнформБюро, 2010. - 148 с. 3000 экз.

Автор этой книги - подвижник Святой горы, понтийский грек, хорошо владевший русским языком. Он подвизался на Афоне в XX веке и скончался в 1975 году в полуразрушенной "каливе". За три года до смерти старец написал своеобразное завещание своему духовному ученику. В тетрадках "геронты Каллиника" содержится три сочинения. И все они посвящены Любви (с большой буквы).
Совершенно глуп и даже безумен тот человек, который думает, что легко понять слова Писания, гласящие: "Бог есть любовь". Эта мысль является своеобразным лейтмотивом книги, в центре которой - поиск Божественной любви через причастность к Слову и через общение с духовным учителем.
Записки старца - это достойная проза, гибкое, живое слово, помнящее о традиции монашеской письменности. Кроме всего прочего, они интересны как литературный факт.
Намеки книги имеют, безусловно, поэтический окрас. Чего стоит, хотя бы, такая картинка. Каллиник размышляет о сокровенной "умной близости" с божественным Отроком. "Однажды весной в пустыне, - пишет он, - я со слезами умолял своего старца хоть намекнуть "об этом". Но он остался непреклонен, молвив: "Ты вообще понимаешь, Каллиник, о чем просишь?" "Ищи практику даже до смерти", - заключает он.
Но иногда и прямая речь - поэзия, гимн Любви, напоминающий нам о знаменитых словах апостола Павла (которые, к слову, тоже приводятся автором): "Если ты твердо решил встать на путь поиска Божества и Его любви, не бойся ничего, ибо если ты будешь бояться, пройдет тысяча лет в тщетном существовании, которое станет для тебя саркофагом ада и пирамидой, в которую положат мумию твоих призрачных вожделений и надежд. Здесь, на земле, не будешь ли ты трупом, если не вкусишь божественной любви, будь ты даже великим архиереем, облаченным в мерцающие ризы?".
Книга в целом построена как мифопоэтическое повествование. Здесь много аллюзий, отсылок к тексту Священного писания и святым отцам. Особенно часто автор использует образы Дионисия Ареопагита и Симеона Нового Богослова. Порой записки старца напоминают литературную игру. Например, там, где он размышляет о Книге и книжке, кои надо съесть. О поедании книги - некий символ приобщения к мудрости - говорится в Писании. Но здесь все звучит очень артистично: "Книжка обняла меня своими благоухающими страницами и вошла в огонь, и не сгорела, и ввела в огонь меня, и заворожила ароматами Троицы, и поцеловала меня, и я вкусил из вен ее "крови", и из уст ее "плоти", "духа" ее причастился от взора ее".
Поиск подлинной Божественной любви связан с практикой. И разговор о ней порой ведется на языке "боевых искусств". К примеру, в одной из главок автор пишет о мистическом поединке с учителем: "И я вышел к нему со своим обычным оружием, полный дерзости и легкомыслия. Сначала он заставил меня раскинуть руки, как крылья птицы, предрекая страдания и уподобляя Распятому. Затем он поразил меня слабостью, прикинувшись слабым от любви. После он опьянил меня любовью к Отроку… я едва мог стоять на ногах, опьяненный кровью священного винограда… он нанес мне удар мечом в сердце, как бы обнимая и целуя меня. "Отец!", - воскликнул я. "Сынок…", - ответил он. Мой отец бросил меня в младенчестве, и никто из мужей никогда не называл меня сыном, кроме старца. Я оглянулся, но он уже исчез".
Эта визионерская картина, живо напоминающая нам о видениях Ермы, продолжается и в последующих главах. Оказывается, что нападает двое - Бог и духоносный старец. "Они часто бывают союзниками и, так сказать, наносят раны эроса уму ученика… Я не открою тебе все тонкости этих отношений, в которых бывает задействовано и несколько учеников, сердца которых бывают "разбиты" старцем по тайному приказу Отрока или Отроком с согласия старца", - пишет Каллиник.
Эти нападения он отличает от атак воинов Амалика, то есть демонов. За каждый удар, наносимый учителем, они мстят своими ударами. Прибегают к "банальным" приемам: душат, пугают, возбуждают нестерпимую похоть. Иногда их акции достигают цели, но, как замечает Каллиник, воина Амалика весьма сексуальны, но ничего не знают об истинной любви.
Завершается повествование еще одной визионерской картиной. В горах пробуждается весна. Птицы "поют о Тебе тоскливую песню. И я проливаю потоки слез. Я всего лишь "уклоняющаяся тень" и завтра меня не будет среди живых. Но куда же денется любовь к Тебе, мои желания и вечная боль в безмолвии и в тоске по Тебе?... Я сменю лик свой… Кто поймет лепет влюбленных, их поцелуи, их объятья? Что Ты мне сказал тогда? Я не открою никому этой тайны: ни людям, ни ангелам. Потому что я уже не среди людей и ангелов, я навечно умолк в тебе".
Чтение "самой тайной" книги - это плавание по волнам переживаний горнего. Это еще одна попытка достичь берега преображенного эроса. Книга настраивает сердце на определенную мелодию и, может быть, этим, прежде всего, и важна. Мелодия, песенка придает силу путнику. Каллиник передает нам музыку своего сердца, рассказывает о геометрии своих исканий. И делает это не на суровом языке аскезы, не на сухом философском языке.
Его книжка - это высокая поэзия. Не лишенная, впрочем, каких-то изъянов. Излишней чувствительности, ложной многозначительности и тому подобного. Но она принципиально адогматична, в ней нет жестких схем. И она "вкусна", несмотря на то, что основана на тонких наблюдениях. Ее, действительно, можно есть. Точнее, вкушать - страницу за страницей - как дорогие, изысканные яства.

Борис Колымагин