 Избранные
места из переписки Великого князя Константина Константиновича
Романова с сенатором А.Ф. Кони
Великий князь Константин Константинович Романов (1858 - 1915),
внук императора Николая I, один из ярчайших персонажей российской
истории рубежа XIX-XX веков, сенатор, генерал-инспектор военно-учебных
заведений, многолетний президент Академии наук и один из основателей
Пушкинского Дома. Константин Романов был замечательным поэтом,
печатавшим свои стихи под криптонимом "К.Р." Многие из них положены
на музыку Чайковским, Глазуновым, Рахманиновым… В постсоветские
годы вышло немало сборников его стихов и дневниковых записей.
В советский же период творчество поэта было практически недоступно
любителям изящной словесности, хотя, вероятно, многие знали
романс Чайковского "Растворил я окно". А всего на слова К.Р.
Чайковский написал шесть романсов, что и неудивительно. Искренние,
чистые, хотя местами, конечно, длинноватые, стихи просятся на
музыку. И не случайно одно из них, "Умер, бедняга!", стало народной
песней. Многие произведения августейшего автора без сомнения
могут быть включены в список предогласительной литературы, то
есть той литературы, которая помогает человеку прийти в Церковь.
К ней можно отнести и драму "Царь Иудейский", главная черта
которой, по выражению С. Венгерова, - "иконописность". Созданная
под знаком "смены вех", в годы возвращения интеллигенции в лоно
Церкви, пьеса вызвала настоящую бурю в стане Пуришкевича. Об
этом как-то легко забывают критики, пишущие о К.Р. с сугубо
охранительных позиций. Драма была поставлена лишь один раз на
сцене Эрмитажного театра, где видеть ее мог весьма ограниченный
круг зрителей. К.Р. без сомнения был человеком церковным (что,
если смотреть правде в глаза, среди поэтов большая редкость).
Но церковность великого князя не мешала ему уважать свободный
выбор другого человека, его свободное "да" или "нет" Богу. В
этом качестве он сильно отличается от фундаменталистов, "ревнителей
не по разуму". В своем творчестве К.Р. стремился сократить дистанцию
между сакральным и секулярным, преодолеть зазор между духовной
и светской культурой. И, надо признать, это, пускай и отчасти,
ему удалось сделать Константин Романов оставил после себя богатое
эпистолярное наследие. В Государственном Архиве Российской Федерации,
например, хранятся интересные письма поэта, адресованные известному
адвокату и сенатору А.Ф. Кони (ГАРФ, ф. 660, оп. 2, № 1055).
В них не только живо воссоздается дух того времени, но и звучат
мысли, созвучные нашим дням. По-видимому, К.Р. надеялся на посмертную
публикацию этих фрагментов. Во всяком случае, в архиве князя,
в отличие от большинства других документов, они аккуратно переписаны
в отдельные сброшюрованные тетрадки. Выдержки из этих тетрадей
хотелось бы предложить вашему вниманию. Иван Петров
8 июля 1911. Дорогой Анатолий Федорович, ценя ваш художественный
вкус, я бы очень желал знать ваше мнение о новом моем литературном
труде. Издавна мечталось мне попытать свои силы на драматическом
произведении и года два назад я наконец решился и приступил
к 1-му действию "Царя Иудейского", в котором главное действующее
лицо - Христос - ни разу не должен появиться, а между тем вся
драма создается только ради Его. Пока у меня готово только это
1-е действие и, ранее чем приняться за продолжение, я хотел
бы узнать ваше веское мнение: стоит ли продолжать. Это плод
долгого, четверть векового обдумывания. Рукопись, хотя и не
черновая, еще полна вставок, выпусков, переносов и помарок,
и представляет некоторое затруднение в чтении, а потому мне
тем более совестно вас утруждать, что я знаю о вашем отъезде
14-го и все же навязываю вам свою тетрадь, прося возвратить
ее раньше, чем вы покинете Петербург. Но авторское самолюбие
эгоистично, и в этом мое если не оправдание, то извинение. Если
вы не одобрите дерзкого моего начинания, то и не стоит и переписывать
набело. С радостью ждем вас к обеду. Павловск.
24 октября 1909. Наконец я нашел время прочесть ваши воспоминания
о "совращениях" в православие в Балтийских провинциях, и о борьбе
со штундой. Стыдно и обидно становится за тупость и недальновидность
государственных мужей, часто вовсе не глупых и очень просвещенных
(как, напр., К.П. Победоносцев), которые даже в ХХ веке еще
не додумались, что палкою и полицейскими мерами и смешно, и
глупо, и гадко ограждать господствующую веру, борясь с отпадающими
от нее. Еще в XVIII веке Екатерина говорила сыну Павлу, что
пушками нельзя бороться с идеями. Осташево.
9 августа 1912. Посылаю вам копию с письма архиепископа
Финляндского по поводу "Царя Иудейского". Как и можно было ожидать
от близорукости наших современных иерархов, Синод, хотя и признает
благотворное влияние моей драмы, могущее умилить душу верующих
еще сильнее при сценическом представлении, чем в чтении, все
же не желает воспользоваться этим добрым воздействием и запрещает
постановку драмы на сцене ради второстепенных и пустоватых соображений.
Пишу Государю, приводя выписки из письма владыки Сергия //будущего
патриарха Сергия. - И.П.// и прося разрешить представление если
не в общественных театрах, то в Эрмитажном или Китайском, в
исполнении любителей. Не знаю, пожелает ли Государь по примеру
своего Прадеда, повелевшего, несмотря на запрещение цензуры,
поставить "Ревизора", дать мне очутиться в положении Гоголя.
Ассуал.
23 февраля 1914. Несмотря на поход Пуришкевича и К. на
"Царя Иудейского", или, может быть, именно благодаря этому походу
10000 экземпляров 1-го издания разошлись без остатка в 2,5 недели;
выпускаю 2-е издание. Драма переводится на девять иностранных
языков, и из-за границы привозят предложения поставить мою пьесу
на сцене. На днях должно появиться и более дорогое, иллюстрированное
издание, снабженное многими примечаниями. Хафакс.
9 апреля 1914. На днях узнал я, что в Урюпине (войска
Донского) один податный инспектор взялся прочесть в клубе без
платы за вход моего "Ц. И." перед публикой. Хоперский окружной
атаман чтение разрешил. Напечатали и расклеили афиши, но на
третий день помощник пристава взял с чтеца подписку, что он
читать не будет, т.к. чтение пьесы запрещено Синодом. Податный
инспектор написал частное письмо окружному атаману, указывая,
что едва ли удобно запрещение, т.к. всем известно кто такой
К.Р. и впечатление на население было бы неблагоприятное. Чтение
разрешили, и оно состоялось. Но директор реального училища запретил
на общей молитве ученикам быть на чтении. То же сделали и в
общей гимназии. Зато эту молодежь пустили в вечер чтения в синематограф,
где показывалась порнографическая драма. Как это умно! Подобные
же запрещения чтения напечатанной книжки имеют место по всей
России и даже в Петербурге. Bad Wildungen.
3 июля 1914. Здешние русские сильно были взволнованы известием
о покушении на Григ. Распутина и о том, что он при смерти. Бывают
случаи, когда ловишь себя на радости смерти ближнего и силишься
подавить эту грешную радость. Я никогда не видел Распутина,
но его соблазнительная знаменитость внушала мне опасения и тревогу.
Грустно, когда подобные темные люди приобретают значение. Еще
грустнее, когда ими пользуются личности, добивающиеся для себя
выгод... Посылаю вырезки из "Русского Знамени", прося вернуть
мне их по миновании надобности. Остается только развести руками.
В чем же, где, в каких словах можно усмотреть в "Царе Иудейском"
кощунство и поругание Христа? Павловск.
31 марта 1915.
В последнем вашем письме, начинающемся радостным пасхальным
приветствием "Христос Воскресе", вы затрагиваете струну, на
которую чутко отзывается моя душа, а именно, вы говорите о неудовлетворительности
русского перевода Евангелия. Этот перевод отзывается какой-то
канцелярщиной, и неудивительно, что он уже дважды вызывал попытки
"художников слова" дать новый, более приближающийся к церковно-славянскому
тексту. Это перевод В.А. Жуковского и К.П. Победоносцева. Известны
ли они вам? Павловск.
8 апреля 1915. Уже несколько дней собираюсь ответить
на ваше милое письмо от 3 апреля, но всякий раз, как я приступал
к ответу, что-нибудь мешало. В моей библиотеке нашелся перевод
4-х Евангелистов, исполненный Победоносцевым, и я спешу послать
вам эти книги. Обратите внимание на предисловие к переводу Евангелия
от Иоанна. Я бы пошел еще далее Победоносцева, приближаясь в
переводе к церковнославянскому тексту. Напр., слово искони в
первых же стихах 1-ой главы от Иоанна вполне могло бы быть сохранено
без изменения. Павловск.
25 апреля 1915. Вы писали о бывшем у вас сердечном приступе...
Да поможет Господь вам успеть написать все то, что душа ваша
требует написать до того, когда Он позовет вас к Себе. Я глубоко
верю, что и волос с головы нашей не спадет без Его воли и, следовательно,
верю, что эта всеблагая воля вовремя отрывает нас от здешних
наших дел. Поэтому ходячее выражение безвременная кончина для
меня звук пустой. Эта всеблагая воля лучше нас знает, когда
должен последовать последний призыв... Не могу не согласиться
с вами относительно некоторых недостатков перевода Евангелий,
принадлежащего перу Победоносцева. Не знаю, как передали бы
вы славянское "благообразный" в применении к Иосифу Аримафейскому.
Это слово в русском языке имеет свой отличный от церковнославянского
смысл и, следовательно, не может быть оставлено без перевода.
Я бы перевел его именитый. |
|
