Радости
и разочарования отца Александра Шмемана
Прот. Александр Шмеман. Дневники. 1973 - 1983. - М.: Русский
путь, 2005. - 720 с., 3000 экз.
В издательстве "Русский путь" вышли "Дневники"
о. Александра Шмемана, легендарной фигуры русского зарубежья.
Он вырос в русском Париже 30-х годов. Но по-настоящему его
талант раскрылся в Америке, куда он вместе с семьей переехал
в 1951 г. Здесь он писал свои книги, здесь преподавал и читал
лекции, здесь на протяжении ряда лет выступал с ежедневными
беседами на радио "Свобода".
Жизнь его была расписана буквально по минутам, и дневник помогал
священнику "не раствориться в суете". "Не столько
желание все записать, а своего рода посещение самого себя,
"визит", хотя бы и короткий", - так высказался
он о цели своих заметок.
В восьми тетрадках о. Александра запечатлелись его радости
и разочарования, сомнения и надежды. И еще в них - рассказы
о встречах: круг общения автора был чрезвычайно широк, в его
записях встречаются имена Струве, Максимова, Бродского, Иваска,
Войновича, Гинзбурга, Коржавина и т.д. И еще - мысли о прочитанных
книгах (священник хорошо знал английский, французский и русский
языки, и выписывал целые абзацы из особенно заинтересовавших
его изданий), реакция на политические события.
И все-таки центральное место в его тетрадях занимают размышления
о духовном пути и об иерархии ценностей.
Сегодня не в меру ретивые сторонники светскости и прогресса
при слове "духовность" готовы схватиться за пистолет.
Интересно, что о. Александр предвидел подобную реакцию на
православие, и связывал ее не только с действием зла, но и
с редукцией самого христианства. "Поразительно, как люди,
"интересующиеся духовной жизнью", - не любят Христа
и Евангелие", - записывает он в одном месте. И в другом:
"Начало ложной религии - неумение радоваться, вернее
- отказ от радости… Чувство вины, морализм не освобождают
от мира и его соблазнов. Радость - основа свободы, в которой
мы призваны стоять".
С именем о. Александра связано так называемое "литургическое
возрождение", попытка вернуться к незамутненной политикой
и клерикализмом вере. Из-за отказа священника следовать "преданиям
старцев" некоторые современные "ревнители не по
разуму" поставили на его работах печать "модернист
и обновленец". Не случайно в середине 90-х во дворе Екатеринбургской
семинарии "новые инквизиторы" устроили костер из
книг оо. А. Меня, И. Мейендорфа и рецензируемого автора. Это
пламя лишний раз подтвердило чудовищную слепоту фундаменталистов,
но речь сейчас не о них.
О. Александр был вполне традиционным человеком. И отстаивал
традиционное место религии в мире, сопротивлялся, как мог,
ее превращению в комбинат ритуальных услуг, в ширпотреб: "Говорят:
хорошо, что исчезла религия страха. Как будто это только психология,
каприз, а не основное - основной опыт жизни, смотрящийся в
смерть… Дешевка современного понимания религии как духовного
ширпотреба… Убрали дьявола, потом ад, потом грех - и вот ничего
не осталось, кроме этого ширпотреба: либо очевидного жульничества,
либо расплывчатого гуманизма. Однако страха, даже религиозного
страха, в мире гораздо больше, чем раньше, только это совсем
не страх Божий".
Особая тема в дневнике - судьбы русской эмиграции, отдельных
людей и всего сообщества в целом. Автор пишет об "эмигрантском
мифе", о его иллюзорности и силе. О его способности хранить
память и оставаться совершенно "непромокаемым" для
реальности. Одна из иллюстраций действия мифа - полковой молебен
семеновцев в Париже. Перед нами возникает "группа седеющих
людей, уходящих в свете фонарей в промозглый парижский вечер
из русского собора, после вечной памяти "Державным шефам".
"Когда этот молебен перестанет устраиваться, что-то кончится,
- замечает о. Александр. - Что именно? Не Семеновский полк,
конечно, которого нет уже пятьдесят лет. Некая платоновская
идея. Память о памяти, воспоминание о воспоминании".
Невозможно обойти молчанием литературный дар Шмемана. Его
"Дневники" напоминают о "французской традиции"
эпистолярного жанра. Даже трудно передаваемые оттенки мысли
и чувства он умудряется выразить изящно и просто. Что же говорить
о его зарисовках с натуры? Буквально двумя-тремя фразами он
создает музыкальные, поэтические пейзажи или насыщенные внутренними
коллизиями полотна. Вот, к примеру, как он рисует советскую
церковную делегацию: "Сидел с о. Виталием Боровым, единственным
с человеческим и даже страдальческим лицом. Остальные - какие-то
благообразно окаменелые, одинаковые, на одно лицо, с тем же
выражением, теми же улыбками".
По своим политическим взглядам о. Александр относился к консерваторам,
"правым". В его записях нередко можно встретить
эскапады, вроде "теперь к власти пришла прежде всего
демагогия, вся гнилая, плоская социалистическая мифология",
или "можно подумать, что весь мир только и занят что
защитой human right террористов - в Германии, в Ирландии,
в Италии. И вот, по Розанову, "мерзавцы разрывают мир".
В то же время правизна Шмемана была достаточно условной, никакие
крайности он не принимал. В этом, к слову, были его кардинальные
расхождения с Солженицыным. Высоко ценя творчество автора
"Архипелага ГУЛАГа", о. Александр настороженно относился
к идеологии писателя, которая была ему "несозвучна".
Он умер от рака 13 декабря 1983 г., а последняя запись в дневнике
датируется 1 июня. О. Александр знал о диагнозе и готовился
к уходу…
И в заключение - еще одна цитата, из последней проповеди Шмемана,
сказанной в День Благодарения (24 ноября): "Всякий, кто
способен благодарить, достоин спасения и вечной радости… Благодарим
Тебя, Господи, за посланные нам страдания, ибо они очищают
нас от самости и напоминают нам об "едином на потребу",
о Твоем вечном Царствии. Благодарим Тебя, Господи, что ты
дал нам эту страну, где мы можем свободно служить Тебе. Благодарим
Тебя, Господи, за наши семьи: за мужей, жен, особенно за детей,
которые учат нас, как славить имя Твое святое в радости, движении
и святой возне…"
Сергей Матвеев
|