В Орле прошли «Булгаковские чтения».

В Орловском государственном университете с 17 по 19 октября прошли очередные, уже восьмые по счету, Булгаковские чтения. В них приняли участие ученые из Москвы, Воронежа, Киева и других городов. Как и на предыдущих встречах, на конференции активно обсуждалось творческое наследие о. Сергия Булгакова, проблемы социальной философии, культуры, истории.
Во вступительном слове д. филос. н., зав. каф. философии и культурологии Людмила Пахарь отметила значение имени Сергея Николаевича Булгакова для Орловщины. И во времена деэволюции социального он продолжает собирать вокруг себя думающих людей, сказала она.
Директор московского Фонда христианского просвещения и милосердия им. свт. Луки (Войно-Ясенецкого) Сергей Матвеев выступил с докладом «Старцы и о. Сергий Булгаков о страдании». По мнению Матвеева, в вопросе понимания страдания о. Сергий следовал святоотеческой традиции. И многие его высказывания коррелируют с наставлениями оптинских старцев, со словами свт. Феофана Затворника и св. Силуана Афонского. Но есть в этих раздумьях  и свое, булгаковское. Так, о. Сергий утверждал, что лицезрение красоты помогает выйти из состояния депрессии. Он пишет об этом в своем «Дневнике» после знакомства с храмом Святой Софии в Константинополе.
К. филос. н. Татьяна Суходуб из Киева поразмышляла о «местах памяти» философской мысли С.Н. Булгакова. По ее словам, «местами памяти» выдающихся мыслителей становятся не только их произведения, наполненные идеями, переживаниями, знанием жизни, но и то непосредственное пространство бытия (город, усадьба, дом, скамья, любимое место прогулок), в котором пребывал автор и зафиксировал в тексте. Такими местами памяти для Булгакова являются, прежде всего, Ливны. В «Автобиографических заметках» мы читаем: «Я родился в семье священника, во мне течет левитская кровь шести поколений. Я вырос у храма преп. Сергия, благодатно овеянный его молитвой и звоном. Мои впечатления детства – эстетические, моральные, бытовые – связаны с жизнью этого храма».
В ментальности своих сородичей, говорит Суходуб, Булгаков подчеркивает не «приниженность», а простоту, смирение, кротость. А какие замечательные эпистолярные картины родного края он оставил: «Моя родина, носящая священное для меня имя Ливны, небольшой город Орловской губернии, - кажется, я умер бы от изнеможения блаженства, если бы сейчас увидел его, - в нагорье реки Сосны – не блещет никакими красотами, скорее даже закрыта некрасотами, серостью, одета не только в скромной, но и бедной и даже грязноватой одежде. Однако она не лишена того, чего не лишена почти всякая земля в нашей средней России: красоты лета и зимы, весны и осени, закатов и восходов, реки и деревьев. Но все это так тихо, просто, скромно, незаметно и – в неподвижности своей – прекрасно».
Среди «мест памяти» Суходуб также выделила Киев и Крым.
Представитель Московского педагогического государственного университета Инна Калмыкова обратилась к публицистике С.Н. Булгакова в период Первой мировой войны. Тема эта интересна еще и потому, что в следующем году исполняется сто лет с начала Первой мировой войны. Калмыкова отметила, что в статьях Булгакова второй половины 1914 – начала 1915 годов проводилась идея возможного возрождения России в ходе войны. В то же время работы Булгакова свидетельствовали о формировании неославянофильской концепции войны. Булгаков утверждал, что «всемирная война, помимо всех своих неисчислимых последствий, означает новый и великий этап в истории русского самосознания, именно в духовном освобождении русского народа от западнического идолопоклонства, великого крушения кумиров, новую и великую свободу». В то же время, отмечает исследовательница, работы Булгакова содержали в себе значительный элемент германофобии, и в этом заключалось одно из уязвимых мест его концепции войны. Философ в начале войны испытывал множество иллюзий. Вместе с тем время внесло свои коррективы. В последние месяцы перед Февральской революцией Булгаков делал попытки отыскать общие основы духовной и общественно-политической жизни, свойственные России, Англии и Франции. Участились апокалиптические мотивы. Последовавшие за Февралем события превзошли вскоре даже самые пессимистические предсказания. И уже весной 1918 года Булгаков иронизировал над славянофильскими мечтами от лица дипломата в диалоге «На пиру богов».
В заключение назовем еще несколько докладов, прозвучавших на конференции: Ирина Заиканова «Экологические аспекты богословских и экономических воззрений о. Сергия Булгакова», свящ. Максим Удовиченко «Исихазм как социокультурный феномен: особенность классификаций и терминология», Валерий Финогентов «Гуманизм и трансгуманизм: грани соприкосновения». Эти и другие доклады вошли в сборник «Булгаковские чтения», вышедший к началу конференции тиражом 100 экз.